Руководство Международного центра Рерихов не успевает пообщаться с журналистами — регулярно приходится участвовать в судебных заседаниях. И кстати, весьма успешно. За 2015-2016 годы МЦР прошел более 20 внеплановых проверок разных ведомств. Суд пока занимает сторону Центра Рерихов.
Сейчас Музей Востока намеревается выселить Международный центр Рерихов из занимаемой им усадьбы Лопухиных. МЦР сопротивляется этому всеми силами.
Но больше всего руководство и сотрудников Центра Рерихов сейчас беспокоит судьба картин, которые вывезли 7 марта. На данный момент они хранятся в музее Востока. Однако, по имеющимся у сотрудников МЦР данным, хранилище не соответствует всем необходимым нормам. Со слезами на глазах работники Международного центра Рерихов вспоминают обыски, которые начались в 10 утра 7 марта, а закончились только в 5 утра следующего дня.
«Убивают, помогите!»
Сотрудник отдела выставок международного центра Рерихов Александр Прохорычев встретился с силовиками еще у себя дома. За ним специально приехали сотрудники МВД, чтобы доставить в музей.
— В 7: 20 утра ко мне на квартиру начали стучаться сотрудники МВД. Мы с семьей еще спали. Мне вручили повестку о том, что я должен прибыть к 9 утра для проведения следственных действий по адресу Малый Знаменский переулок 3/5, по адресу музея. Когда зашел на территорию музея, увидел около 70 человек — вооруженные люди, представители МВД, Росгвардии в масках, сотрудники музея Востока и советник министра культуры Кирилл Рыбак.
Меня обступили сотрудники МВД, ответили в сторону. Из офицеров никто не предъявлял своих документов, только один полковник показал удостоверение. Мне постоянно угрожали, обещая арестовать, посадить на 15 суток. Потом заставляли меня подписывать постановление об обыске. Я им объяснял, что не буду этого делать, потому что являюсь рядовым сотрудником.
Я начал кричать своим коллегам, чтобы они ничего не подписывали. Сразу меня схватили сотрудники Росгвардии, скрутили руки. Я начал кричать: «Убивают, помогите!». После меня затащили в наш отдел рукописей. Там было все закрыто, но они начали стучать, кричать, что сейчас взломают дверь. Охранник Александр Сосновский открыл им двери. Меня вместе с охранником поставили к стенке с поднятыми руками, отняли телефоны.
Дальше в отделе рукописей Кирилл Рыбак рыскал по столам сотрудников, указывал, что взять, что описать. На мой вопрос, а что здесь делает советник министра культуры, следователь Воронин сказал, что он приглашен как консультант. Тогда я спросил: «Так Кирилл Рыбак здесь выступает консультантом или сыщиком? Пусть он тогда стоит и смотрит, а Вы ему показывайте. Почему он здесь так хозяйничает?». Но мне никто на вопрос не ответил.
«Мы же здесь в туалет не ходим»
И.о. гендиректора музея им. Н.К. Рериха Наталья Черкашина наблюдала из окна своего кабинета, как на территорию МЦР вбегают около 70 человек. Впереди — люди в масках.
— Ко мне зашли два следователя и предъявили документ на обыск первого этажа административного здания. Никто из вломившихся не представился. О моих правах ни слова не сказали. Ходили, кричали, требовали, чтобы мы дали команду открыть музей. При них я связалась по громкой связи с вице-президентом МЦР. Он попросил подождать буквально 15 минут. Потом я судорожно начала набирать номер нашего адвоката. Она успела мне объяснить, что должен быть список того, что собираются изъять. И если мы по этому списку не желаем выдавать документы, картины, только после этого может производиться обыск. Но мне никакого списка не показали.
Я не могла выйти даже в коридор, потому что поставили на выходе из кабинета сотрудника ОМОНа. Я не имела возможности ни с кем общаться. Александра Стеценко пустили только к себе в кабинет. И то, когда начали у него обыск. Позже мне все-таки разрешили выйти из своего кабинета.
В одном из залов нашего музея, где висят картины, стоят различные экспонаты, с которых мы пылинки сдуваем, сидели и ели что-то из пакетов сотрудники ОМОНа. Я, конечно, пришла в ужас. Обратилась к ним с просьбой: «Вы не могли бы кушать в другом месте? Здесь же музей». В ответ мне с ухмылками они ответили: «Мы же здесь в туалет не ходим». О чем тут было еще разговаривать. Просто варварство какое-то. И потом все эти пакеты, мусор, грязь спокойно оставили, да пошли.
«От первого удара кувалдой затряслись стены»
Охраннику Валерию Никифорову пришлось первому столкнуться с грубой силой ОМОНа. На тот момент он был единственным человеком, который находился в музее. Валерий Никифоров рассказал «НИ», что его вынудили подписать постановление об обыске.
— Примерно в 9: 40 раздались стуки, крики в дверь. Посыпались угрозы: «Вы препятствуете расследованию, немедленно откройте!». Я пытался им объяснить, что не могу этого делать без хранителей музея, без руководства. Меня не слушали, все барабанили ногами и руками в дверь. Потом затишье. Как позже выяснилось, ходили за болгаркой. Но не решились вырезать, дверь-то деревянная. Потом принесли кувалду. Первый удар – и стены затряслись. После второго удара, когда начали отлетать в меня щепки, я закричал: «Хватит, я открою, только не ломайте дверь!». Я подумал, если сейчас ее выломают совсем, как будем потом закрывать.
Ворвались примерно 20 человек в масках. Окружили меня плотным кольцом. Ни о каких моих правах никто не говорил. Требовали подписать постановление. Говорили, что буду проходить как свидетель. Давили на меня. Вообщем, я подписал этот документ.
С этого момента и до шести часов утра я был при следователе, как собака на поводке. Мне никуда от него нельзя было отходить. Все мои попытки заглянуть хотя бы в другой зал музея заканчивались угрозами.
«Да у вас здесь секта, а не музей»
Сотрудник отдела выставок МЦР Дмитрий Ряхин рассказал «НИ», что мемориальную библиотеку семьи Рерихов обыскивали без сотрудников музея. А представители министерства культуры и музея Востока вели себя бесцеремонно, изымая все, что душе угодно.
— Нас называли преступниками. Следователи открыто говорили: «Да у вас здесь секта». Ощущение было такое, что пришли брать бандитов. И общались с нами соответствующим образом. Спрашивали у меня оперуполномоченные: «А ты кто такой? Наркотики принимаешь? А что в вашей секте вообще находится?». Они конкретно пришли искать уголовщину.
ОМОН, ФСБ врывались со словами, что здесь «бандитское гнездо», которое надо разоблачить. А доверенные лица министерства культуры выгребали, что хотели. Договора дарения изъяли. Опись была составлена, но сверить документы с описью не дали. Сделать копии — тоже. На каждую мою попытку достучаться и объяснить, что это произвол, мне угрожали арестом.
С нашим адвокатом тоже никто не считался. Вот примерный диалог, который состоялся в строительном отделе МЦР:
— Вы кто такая?
— Я адвокат МЦР, Анна Разумовская.
— Где Ваш ордер?
— Я отдала его одной из ваших следственных групп?
— Кому?
— Да я не запомнила фамилию.
— Ясно. Так и запишите в протоколе — неизвестная дама пришла мешать следствию, документов не предоставила, от следственных действий отстранена.
Вот в каком положении мы оказались. Абсолютно бесправные.
«В хранилище было столько людей, что я просто не могла уследить за всеми»
За хранителем произведений Рерихов Еленой Купченко следователи приехали домой рано утром. Причем, ей предъявили постановление, что она якобы не является на допросы по делу Мастер-Банка, поэтому ее принудительно должны доставить. Но Елена Купченко никаких повесток ранее не получала.
— Звонок в дверь. Залаяли собаки. У меня уже тревожно на душе стало. Предъявили постановление. Я им объясняю, что никаких повесток о вызове на допрос даже в глаза не видела, а потому не буду ничего подписывать. Тогда они мне протягивают второе постановление. Я его даже читать не стала. Собралась и поехала с ними, как позже выяснилось, до музея.
В хранилище собирались идти больше 15 человек. Я настаивала, чтобы ограничили количество людей. Мне ответили, что это не мое дело, и сколько нужно, столько и зайдет человек. После того, как мы открыли хранилище, я попросила всех записаться, так положено. Но на мои замечания всем было наплевать. Записался только один следователь, заявив, что остальные будут записаны в протоколе.
Люди зашли в хранилище в одежде, с сумками, рюкзаками. Следователи то погладят один из предметов, то потрогают. Я им объясняю, что нельзя этого делать. Ответ – мы ж не знаем этого. В хранилище постоянно ходили люди. Дверь была открытой. Контроля никакого.
Да, я успела взять банку и сложить туда все ключи от шкафов. И так и ходила с ней, прижав к груди. Когда мне называли предметы, которые собираются изъять, я открывала конкретный ящик и выдавала. Но невозможно было следить за всеми. Нарушили климат-контроль в хранилище. Просто варварство.
«Картины будут продавать с аукциона, чтобы вернуть деньги вкладчикам!?»
Первый заместитель гендиректора музея Н. К. Рериха Павел Журавихин упрашивал силовиков не ломать двери в музей, а подождать всего 15 минут, пока приедет вице-президент МЦР. На его просьбы не обратили внимание.
— Ни одного сотрудника в музее не было, а там уже начали орудовать налетчики. Я зашел внутрь, на месте охраны сидел омоновец в маске. Увидел разбитые двери. Только через несколько часов они разрешили присутствовать во время упаковки картин специалистам музея.
Часть картин стояла уже вдоль стен в упаковках, в соседнем зале еще двое человек заворачивали картины. Я говорю следователю, мы ничего подписывать не будем, потому что же не знаем, что стоит в коробках. А их вскрывать никто и не собирался.
Потом начался обыск у меня в кабинете. Я вынужден был уйти. Они же специально сделали так, чтобы руководство не находилось в музее во время обыска и упаковки. Тут хозяйничали три эксперта: Кирилл Рыбак, заместитель гендиректора музея Востока по научной работе Тигран Мкртычев и Дмитрий Попов из музея Н. К. Рериха в Нью-Йорке. Они ходили и указывали, что нужно забрать. То есть здесь фактически распоряжался музей Востока. Ведь Кирилл Рыбак – это бывший юрист музея Востока, который вместе с Мкртычевым работал в 2000-х годах. А Дмитрий Попов – бывший сотрудник музея Востока.
Дикий произвол и разгул вандализма. Знаете как изымалась вторая партия картин? Кирилл Рыбак говорит: «А давайте еще возьмем картины». Я спрашиваю: «А где постановление?». Тут же следователь вынимает чистый бланк с подписью, заполняют его от руки. Вот постановление и готово.
Обыск в нашем музее — это такая устрашающая акция на всю Россию, на весь мир. Я спросил у следователя, что они собираются делать с картинами. Он мне ответил: «Продавать с аукциона, чтобы вернуть деньги вкладчикам». Я пришел в ужас от его слов. Эти картины через 70 лет наконец-то вернулись в страну, а теперь их снова хотят продать? Это же катастрофа.
И опять же, почему картины отвезли в музей Востока? У них нет нормального хранилища. У нас есть достоверные сведения, что там просто склад устроили. Почему картины не отвезли в Пушкинский музей, где прекрасное хранилище? Или в Третьяковку, где находятся около 100 картин Рерихов?
Борьба за усадьбу Лопухиных
Музей по-прежнему продолжает работать. Даже 8 марта после обысков сотрудники проводили экскурсии. и пришло немало посетителей, которые увидели пустые стены, рамки, где раньше висели картины. Со слезами на глазах сотрудники музея рассказывали, что случилось. Экспозицию менять отказываются — ждут возвращения картин.
Сотрудники музея Н.К. Рериха уверены, что с обысками к ним нагрянут снова. Люди боятся, что от наследия Рерихов ничего не останется.
Формальное прикрытие для проведение обысков — уголовное дело в отношении главы Мастер-Банка Бориса Булочника, который был меценатом МЦР. По версии следствия, картины, подаренные музею, были приобретены на деньги, похищенные у банка. Борис Булочник объявлен в международный розыск.
Однако руководство музея не понимает, почему забрали документы и картины, которые не имеют никакого отношения к данному уголовному делу. Следствие интересует период с 2010 по 2013 годы. Однако изъяли документы у МЦР даже за 90-е годы. А картины отбирали на свой вкус и цвет.
Кстати, в день обысков, 7 марта Арбитражный суд Москвы отказал музею Востока в ускоренном выселении МЦР из усадьбы Лопухиных. Тяжба продолжается, на 20 марта запланировано новое заседание.
А еще непонятно молчание всего музейного сообщества. Ни руководству музея Н.К. Рериха, ни сотрудникам никто не позвонил и даже не спросил, что произошло. Хотя музей является членом ИКОМ. «Это организация межмузейных сотрудников, которая должна защищать наши права. А мы с 2007 года входим в эту организацию, исправно платим взносы. И что в ответ? Тишина», — отмечает «НИ» Наталья Черкашина.
Во время обысков сотрудники сидели без еды и воды. В туалет ходили под конвоем. Только в 12 часов ночи, когда омоновцы сменяли друг друга, сотрудникам МЦР разрешили взять еду у своих коллег, которые ждали у ворот Центра.
Картины упаковывали со значительными нарушениями. Эксперты — сотрудники музея Востока, министерства культуры эти факты просто игнорировали. «Часть картин выполнена в технике «темпера». Их нельзя транспортировать без стекла. Но их преспокойно вынули из рам, — рассказала «НИ» Наталья Черкашина. — А танки (религиозные картины) ни в коем случае нельзя сворачивать в рулон. Один из реставраторов, приглашенный на обыск, говорил об этом. Но г-н Мкртычев сказал, что они для того и были написаны, чтобы носить их в свернутом виде. Картины перевозили в коробках, в машинах без климат-контроля. И сейчас они в хранилище музея Востока, где нет нужных условий. Катастрофа».
Министр культуры Владимир Мединский заявляет, что его сотрудники участвовали только как эксперты во время обысков. И ни о какой борьбе за усадьбу Лопухиных и речи не идет.
Однако сотрудники МЦР уверены, что нападки на Центр не прекращаются именно по этой причине. И под разными предлогами к ним отправляют проверяющих из министерства труда, Минюста, налоговой, и других ведомств. Пока МЦР справляется. Но ему нужна поддержка.
Сотрудники надеются, что музейное сообщество вскоре осознает, что обыск в музее Рериха, изъятие картин — это опасный прецедент.
Источник: «В туалет ходили под конвоем» (репортаж из
Центра Рерихов после погрома) // Новые известия. 15.03.2017